КАРТИННАЯ ГАЛЕРЕЯо проектекарта
галоплестницачерепахадетивыставкифрагментызазеркальететрислишний
Хаим Сутин (Chaim Soutine)
Хаим СутинРоссийская Империя - Франция

1893-1943

Экспрессионизм, Первая Парижская школа

смотреть картины

Биография Хаим Сутин. Картины Хаим Сутин.

Это мой перевод с французского досье, заведенного французской полицией на Сутина. Я поместила его на другом сайте (www.artinvestment. ru), но мне кажется, что этот материал может быть вам интересен, поэтому я решила поместить его и здесь - собственно, можно считать его рассказом. Надеюсь, я не нарушаю правил, загрузив его сюда.
В июле 1942 г. по распоряжению, полученному из Берлина, Посольство Германии обратилось к французским властям с просьбой найти художника Хаима Сутина и конфисковать все его работы. Префект полиции Лёгэ поручил комиссару Бюрлю вести поиски художника, а также собрать всю информацию о нам в конфиденциальном досье – может быть, это поручение объяснялось желание понять загадочный интерес нацистов к Сутину. Одни считают, что этот интерес объясняется высокой ценой, которой достигла живопись Сутина, особенно на американском рынке, и желанием продать конфискованные произведения. Другие говорят, что немцы попытались попросту физически уничтожить Сутина-еврея и Сутина-художника во имя нацистской теории о вырожденческом искусстве.
По неизвестным причинам комиссар Бюрль не передал досье своему начальнику. На первой странице его фигурирует надпись, сделанная красными чернилами: «Сутин скончался 9.08.1943. Передать досье в архив. 10.09.0943». Нам неизвестно, как многочисленны были документы, собранные Бюрлем. Есть основания думать, что после войны он отобрал некоторые документы, может быть, с целью написать биографию Сутина.
Досье состоит из девяти папок, содержащих письма, вырезки из газет и отчеты, составленные работниками Префектуры полиции или других государственных учреждений, в которые комиссар Бюрль направил запросы.
Отчет Жильбера Эреба
Префектура полиции
Отдел архива
Париж, 28 октября 1942 г.
Жильбер Эреб, помощник архивиста
Господину комиссару Бюрлю
Отвечая на Ваш запрос относительно Сутина Хаима, политического беженца из России, проживающего по адресу: 287 проспект Сёра, имею честь направить Вам следующий отчет, составлнный в сотрудничестве с атташе Комиссариата по Еврейскому вопросу г-ном Фиштером, который любезно предоставил описание специфических обычаев евреев происхождением из России и конкретно литовских евреев.
Фамилия: Сутин Имя: Хаим
Род.: 1883 (без уточнений)
В: Смиловичи (около Минска – Россия)
Гражданство: российское
Отец: Саломон Сутин, род. в 1851 г. в Понтовиче, портной
Мать: Сара Сутина, род. в Смиловичах Профессия: художник
Домашний адрес: 28, проспект Сёра, Париж
Вид на жительство: № 1378 386, выданный 4 августа 1914 Комиссариатом дистрикта Сен-Ламбер Регулярно возобновлялся
Судимости: не имеется
Примечание: Зарегистрирован как еврей под № 35702 – Бюро Еврейских Дел
Хаим Сутин родился в литовском местечке в 400 душ. Десятый в семье с одиннадцатью детьми. Отец был портным и находился в самом низу социальной иерархии местечка.
На основании источников, с которыми я ознакомился в Государствевнной библиотеке (сочинения Э. Фора, Дриё Ля Рошель, В. Жоржа, а также дурналов «Ихобразительное искусство»и «Искусство в Париже»), Сутин никогда не говорит о своем детстве, и эта особенность в числе прочих способствовала созданию легенды о «Сутине – проклятом художнике».
Можно быть уверенным, что жизнь местечка, подчинявшаяся указаниям Талмуда, была важным фактором в формировании личности миолодого Сутина, однако, в отличие от других художников родом из этого региона (Шагал, Лисицкий, Рыбак...), в его творчестве нет никаких заимствований из еврейского фольклора.
Тем не менее нкоторые религиозные обряды дают ключ к пониманию происхождения многих работ Сутина.
Утром праздника Йом-Кипура в каждом доме местечка совершался обряд отпущения, ведущий свое происхождение от библейской традиции козла отпущения, которого изгоняли в пустыню. Этот обряд состоял в том, что на пороге дома закалывали белого петуха, которого подавали на обед на следующий день чтобы отметить конец традиционного поста.
Петух же, но не белый, а черный, появлялся в доме умирающего, чтобы объявить ему, что часы его сочтены. По преданиям, услышав пение петуха, покойные родичи и друзья умирающего окружали его и судили его земные дела.
С одной стороны, реальный петух с закатившимися глазами, теряющем кровь, в руках жертвоприносителя, а с другой стороны, зловещеий петух из преданий, стали постоянным сюжетом живописи Сутина.
Воспоминания
Изредка Сутин превозмогал свое нежелание говорить о своем детстве и описывал эпизоды, также оставившие глубокий след в его живописи.
«Однажны я видел, как мясник местечка перерезал горло гусю и выпустил ему кровь. Я хотел кричать, но не мог – веселый вид этого мясника словно парализовал меня... Этот крик остался во мне до сих пор. Когда я был маленьким, чтобы освободиться от этого крика, я неумело рисовал портрет моего учителя... И позже я писал бычьи туши, чтобы этот крик вышел из меня. Но он все еще во мне».
«Я смотрел, как солнечный свет и тени играют на на занавесках... мой отце, сидевший в позе Будды, шил возле серого окна, потом он останавливался и, не поднимая глаз, поворачивал страницу... «Рабби Мендель из Ворок кланется, что настоящему еврею пристали три вещи: абсолютное коленопреклонение, безмолвный крик и неподвижный танец».
Однажды Сутин написал портрет одного старика, и его сын избил его. Мировой судья присудил, что обидчик должен выплатить ему 25 рублей. На эти деньги он смог покинуть местечко и в сопровождении своего друга Михаила Кикоина поехать в Минск, чтобы учиться там живописи у Крюгера, которы давал частные уроки рисования («Гарантирую успех через 3 месяца!»).
Через год друзья записались в Школу Изящных искусств Вильны на курс профессора рубакова. На уроках инсценировали еврейские похороны. Кикоин служил моделью – он ложился на пол, и его покрывали белой простыней. Сутин зажигал свечи и ставил их по обе стороны от «усопшего».
Два раза в неделю Сутин обедал у дантиста, который по еврейской традиции взялся помогать нищему студенту – там он мог поесть настоящую горячую пищу. Старшая дочь дантиста бвыла немного влюблена в мечтательного юношу. Однажды он дажеосмелился поцеловать ее, и она не оскорбилась. Но приходили письма из Парижа от Кременя, и Кикоин уже уехал в Париж...
Девушка со слезами в глазах протянула ему носовой платок с 50 рублями...
Свою первую ночь в Париже Cутин провел у Пинзаса Кременя, который жил, как неисчеслимые съехавшиеся в Париж художники, в Улье, в Данцигском проезде.
Он ночевал то у одних, то у других – у Кикоина, у Индербаума, у Мещанинова и у Липшица, безуспешно попытался уговорить Шагала оставить ему свою мастерскую, когда тот выехал из Улья (но Шагал не сдался на уговоря: «От него слишком плохо пахло»).
Чтобы не умереть с голоду, он нанялся рабочим на завод Рено, но вскоре его уволили – он умудрился поранить себе ногу. Кикоин нашел ему ночную работу на вокзале Монпарнас.
Дни он проводил в музеях, чтобы живьем увидеть то, что он знал лишь по литографиям, развешенным на стенах школы в Bильне. Вальдемар Жорж рассказывает: «Этот молодой человек с всегда опущенной головой и испуганным взглядом, с которым я еще не был знаком, жался к стенам зала Курбе. Потом он смотрел на «Похороны в Орнане», как истовый христианин смотрит на икону».
Сутин записался к Фернану Пьестру, прозванному Кормоном, в Государственноц Школе изобразительных искусств, в которой уже учился Кикоин.
Он пожирал скудную провизию Кикоина. Доедая последнюю корку хлеба, он говорил, извиняясь: «Это мои глисты...»
Скульптор Ингенбаум вспоминает:
«Сутин нашел меня на террасе Ротонды и попросил у меня тридцать франков. - Когда у тебя есть деньги, ты исчезаешь, - сказал я, - а растратив их, ты приходишь ко мне» - и ушел, оставив его перед кафе.
Но он шел за мной следом и бормотал:
- Дай мне тридцать франков, дай мне тридцать франков, дай мне тридцать франков...
- А все эти холсты, которые ты мне продал, а потом забрал обратно?
Сутин, втянув голову в плечи, причитал:
- Ой, ой, ой...
Дойдя до площади Конвансьон, я купил селедку.
- А теперь ты напишешь мне натюрморт! Он пошел в свою мастерскую. Через два часа он появился с картиной, на которой были изображены рыбины на желтой тарелке и две вилки. Я дал ему тридцать франков и прикрепил картину кнопками к стене. Черещз два дня он пришел ко мне и попросил одолжить ему эту картину. Я согласился – в последний раз. Несколько дней спкстя, я обнаружил эту картину у Делевского, который сказал мне:
- Он просил за нее пять франков, я дал три.

Война 1914 г. Сутин получил статус политического беженца и вид на жительства. Он поехал в гости к Кикоину, который жил с женой в Франвилле, околол Ливри-Гаргана.
Он обошел все окрестности в поисках пейзажа, который бы вдохновил его. Но как только кто-нибудь приближается к нему, он срывает холст с мольберта и прижимает его к груди - краской внутрь. Жена Кикоина каждый вечер отмывала его куртку терпентином.
В это время под вилянием книги Отто Премингера «Раса и характер» (Geschlecht und Charakter) Сутин работал денно и нощно, как если бы он хотел доказать себе самому, что можно быть евреем и великим художником. Смиловичи давили на него, он искал признания. Кикоин успокаивал его, старался вселить в него уверенность в себе.
«Он просил меня высказать мое мнение о его живописи, но он был невероятно стеснителен и стыдлив. Казалось, что он хочеть заранее защитить свои холсты от моей критики, что выражалось в неутихающем потоке слов – он объяснял свое видение».
Кремень тоже поддерживал его, но ни Кремень, ни Кикоин его не понимали.
В 1916 г. Сутин покинул Улей и снял мастерскую в ситэ Фальньер. Там скульптор Липшиц познакомил его с Модильяни.
На еду у них денег не было, ее заменяло красное вино. Выяснилось, что у Сутина язва желудка. Что касается Модильяни, жить ему осталось уже недолго – туберкулез уже убивал его...
Однажды ночью, вернувшись из кафе, они вырыли траншею в земляном полу спальни и окружили ее горами пепла, чтобы защититься от клопов, - но ничего траншея не помогла – художник Ришар отвез Сутина, которому клоп залез в ухо, в больницу...
«Сидя практически на печи, распарившийся и похожий не кусок сырого мяса, Сутин замира от тепла и блаженства». Чтобы успокоить боли в желудке, ему пришлось перейти на режим вареной картошки и простокваши – это напоминало ему родное местечко. Сутин пускался в пляс, корча страшные гримасы.
*******************************************
Экстравертный Модильяни взял нелюдимого Сутина под свое крыло. Они пили вместе. Однажды Сутин попытался ухаживать за какой-то субреткой, встреченной у Кикоиных. «Ваша рука гладка, как тарелка» - нашелся Сутин, понимавший, что дама ждет от него комплимента...
Он совершенно не переносил, чтобы кто-то наблюдал, как он работает и даже чтобы люди смотрели его работы в его присутствии.
Модильяни ввел его вмир искусства. Он познакомил его с Шероном, у которого была галерея на улице Ля Боеси, потом с Зборовским, которого Кремень заставил купить у Сутина картину.
Зборовский говорит о Сутине своим клиентам – врачам, промышленникам, писателям, - и продает им его работы за тридцать-пятьдесят франков.
«Я присутствовал, когда Модильяни написал портрет Сутина в 1917 г. на двери в столовую. Пока мы за столом ели приготовленный мной минестроне, наевшийся Модильяни сказал Сутину:
- Подожди, я сейчас напишу твой портрет.
Он встал, схватил палитру, подошгел к двери и оп! Набросал голову Сутина в шляпе с несуразными полями» (г-жа Зборовская).
Хотя Зборовский в это время был гол как сокол, он выдавал Сутину ежедневное содержание в три франка.
*********************************
Модильяни с Жанной Эбютерн уехали на юг и пригласили Сутина приехать к ним.
В Вансе Сутин жил у Фелиси Сандрар, первой жене писателя. Зборовский послал ему немного денег на покупку краски и холста, а также 200 франков в счет результата его работы. Но этот результат разочаровал его.
********************************
В январском номере журнала «Искусство в Париже» статья Поля Гийома:
«Однажды, поехав в мастерскую одного художника, чтобы посмотреть картину Модильяни, я заметил в углу картину, которая мне безумно понравилась. Это был Сутин, на картине был изображен кондитер – кондитер нереальный, фантастический, награжденный художником гигантским и великолепным ухом, неожиданным и совершенно правильным, это был шедевр! Я купил его. Потом доктор Барнс увидел его у меня.
- Но это невероятно! – вскричал он. Восторг, который он испытал от этой картины, решил судьбу Сутина, его внезапный успех, Со дня на день его картины стали пользоваться огромным спросом, пришло признание».

Серэ Письмо Ж. Франкёра
Уважаемый г-н комиссар,
В ответ на Ваше письмо от 30 ноября относительно еврея Хаима Сутина я имею честь отослать Вам эти строки, в которых я изложил мои личные воспоминания о встречах с ним в Париже и на юге.
В дополнение к этим воспоминаниям, вероятно, суьъективным, я позволю себе приложить к своему письму брошюру под названием «Вырожденческое искусство или закат Запада», которая была мне заказана Министерством народного образования.
Я очень хорошо помню первую встречу с Сутиным на занятиях у г-на Пьестра, которого все называли просто Кормон, в парижской Школе Изобразительных искусств. Войдя в зал в первый раз, я на сразу обратил внимание на этого персонажа, одетого в тесную черную куртку, подчеркивавшую его худобу. Он писал, скрывшись за своим мольбертом, который как бы защищал его от товарищей. Черные жирные волосы, глаза, все время избегающие контакта... Он водил кистью по холсту, напевая сквозь зубы какую-то мелопею, как я понял позже, на идише. Частенько я видел эту малопривлекательную фигуру в кафе в компании Модильяни и других наших соучеников. Сутин много пил и практически не раскрывал рта, оставляя роль рассказчика итальянцу, который утомлял всеъ своими бесконечными странными монологами, пока их не выставляли из зала, потому что они были слишком пьяны, или никто не соглашался заказать для них последний бокал красного вина.
Мне представилась горькая возможность проверить, насколько сильна расовая связь между этими людьми, когда я обратился к Модильяни с просьбой попросить за меня одного торговца искусством, у которого была галерея на улице Ля Боэси. Несмотря на свои обещания, Модильяни нечего не сделал, чтобы представить меня Шерону, и в то же время он все время приставал к нему, чтобы тот взялся продавать ничтожные картинки Сутина!
Однажды в октябре 1918 г. я пришел в Ротонду. Проходя по залу, я пожал руку Либиону который был занят спором с Ильей Эренбургом. Я уже собирался расположиться за столиком, когда вдруг заметил Сутина, сидящего в одиночестве за чашкой кофе с молоком. Он писал письмо. Я подошел к нему сзади, чтобы поздороваться, и машинально взглянул на бисток бумаги, лежавший перед ним. Он быстро чертил какие-то непонятные знаки справа налево, как Леонардо да Винчи, чьи тексты можно прочитать только с помощью зеркала. Я по-дружески похлопал его по плечу. Он резким движением прижал письмо к груди, как бы для того, чтобы спрятать его от меня, и испуганно посмотрел на меня. Такое поведение вызвало у меня подозрение – это происходило во время войны – и на следующий день я решил выполнить свой долг французского гражданина и отправил письмо с описанием этого случая в комиссариат полиции.
Потом война кончилась победой, солдаты возвращались с фронта, Париж шумел, кипел жинью. Больше всего на свете я хотел разделить с ними радость победы, поговорить с ними о стражаниях на войне, но мне пришлось сидеть в складском отделении и пересчитывать лоты одеял, вытников и портянок. Тогда я решил искать утешения в своем искусстве.
Весной 1919 г. я покинул Париж и уехал на юг, в Серэ, куда уже переехали Маноло, Брак и Пикассо. Я снал маленький домик около Ле Кастейа, недалеко от монастыря Капуцинов. Однажды вечером, возвращаясь со своим мольбертом и складнымстулом из Ванту, я повстречался с Мишелем Жоржем, который только что приехал из Парижа.
- Слышали ли Вы что наш друг Пьер Брэн сумел убедить этого нелюдима Сутина переехать сюда? – спросил он меня.
- Батющки, весь городок Фальгьер соберется здесь –ответил ему я.
*******************************
После его переезда в Серэ я часто встречал Сутина, одетого в страшненький бежевый вельветовый костюм, усеянный пятнами краски, и вооруженного мольбертом и свернутыми холстами, шел в горы. Он шагал уверенной походкой и был похож на носильщиков в лохмотьях, которых часто можно увидеть в сельской местности. Голова у него была всегда опущена, как будто он хотел пересчитать все камни на дороге, и он едва поднимал ее, когда я приветствовал его издалека, и тут же шел дальше быстрым шагом, почти бегом, как будто хотел утаить что-то постыдное.
Как мне сказали, Сутин жил в каком-то хлеву за городом и не принимал никого, кроме своего маршана, поляка Зборовского, который приезжал выдать ему немного денег.
Из профессионального любопятства я несколько раз попробовал застать Сутина за работой, но он никого не подпускал к себе. Но однажды утром я дождался, что он ушел бродить в окрестностях, и заглянул в его берлогу. Я чуть не задохнулся от чудовищного запаха, царившего в ней.
Тем не менее я превозмог свою тошноту и вошел. Этот субъект закрыл единственный источник света несколькими слоями холста – Андрэ Массон, которому я позже рассказал о своем приключении, сказал мне, что Сутин хотел таким образом защитить свою живопись, потому что боялся, что она погибнет от солнечных лучей.
Я погрузился во мрак, покинув четырехугольник света, который открытая дверь вычертила на пыфльном полу, и каждый шаг утверждал меня в моем впечатлении: Сутин был сущей скотиной! Я зажег спичку, чтобы найти какую-нибудь лампу или свечу и рассеять эту зловещую тьму, и увидел две кучи на соломе, покрывавшей земляной пол. Первая состояла из холстов разных размеров, сложенных живописью внутрь, а вторая – из чистых или соскобленных холстов, на которых эта скотина, по всей вероятности, спала.
Я стал переворачивать холсты из первой кучи один за другим, погружаясь в музей ужасов, созданный мозгом, генетическая составляющая которого попирала все законы искусства.
Как найти слова, чтобы описать этот сгусток насилия?
Я помню первый холст, кажется, пейзаж, в зеленоватых, оранжевых и красных тонах, персонажем на первом плане. Этот персонаж был едва намечен, но все-таки узнавался локоть с синим пятном на месте лица. На заднем плане были написаны какие-то тусклые красные, бежевые, серые полосы, которые образовывали как бы заглавную букву «М» на серебристом фоне, посередине которого была вертикальная черная полоска и какие-то щупальца молочно-зеленого цвета, более напоминавшие гигантского осьминога, чем деревья, которые они должны были изображать.
**********************************
Сутин писал пастозно, и холсты, которые я поднимал, чтобы приблизить их к двери и рассмотреть при дневном свете, были тяжелыми от краски, наложенной с яростью. В следующем пейзаже был изображен тот же мотив, но на этот раз черная трещина заглавного «М» между крышами домов находилась почти в центре картины.
Сутин мог возвратиться в любую минуту, и я не мог допустить, чтобы он застал меня в своем хлеву. Но я продолжал разглядывать эти чудовищные работы, ужасаясь от грубости его живописи, но в то же время и заколдованный морем насилия, пытаясь понять это искусство и удивляясь своей собственной снисходительностью или точнее терпимостью...
**********************************
Я покинул эту мерзкую берлогу и с облегчением вздохнул, оказавшись на природе, среди стройных кипарисов. Я пересек железнодородный мост и стал смотреть на детей, играющих у берега реки.
Вдоль дороги простирался спокойный послеполуденный пейзаж, контрестирующий с разъяренными стихиями, изображенными Сутиным.
Фруктовый сад, вдоль которого я возвращался домой, на его картинах превращался в какое-то извержение вулкана с кипящей лавой, через которую проглядывали фигуры с чудовищными гримасами, «фигуги», как сказал бы Сутин со своим смехотворным акцентом идиш.
***********************************
Мирный холм, вырисовывавшийся за крышами домов, становился на его холстах угрожающим видением.
Я думаю, у Сутина были проблемы с равновесием объемов в картинах. Часто чувствуется, что ему удалось спасти картину в последний момент – особенно в портретах, которые Вам должны быть известны.
Я вспоминаю портрет девочки с глазами навыкате, сидящей в кресле, которое кренится налево, который был выставлен насвитрине галереи Зборовского примерно в 1920 г., и который в конце концов в 1929 г. оказался в коллекции Неттера, или портрет женщины в красном с маленькой зеленой шляпкой, тело которой смещено к левому краю картины, или портрет старухи в черном, облокотившейся на какой-то невидимый предмет, купленный американцем Барнсом – все они съезжают куда-то влево, всегда влево.
Теперь я понимал, почему каждый раз, как Сутин видел, что я приближался к нему, когда он писал, хватал свой холст и скрывался за деревьями. Он не смел показать результаты его колебаний и топтания на месте художнику-сопернику, хотя этот соперник с удовольствием дал бы ему дружеские советы.
***********************************
Я пересек площадь церковью и вспомнил, как Сутин изобразил ее: высокие деревья, окружающие церковь, у него на холсте смыкались, как бы поймав ее в ловушку. Сама же церковь заламывала себе руки, стеная в своей растительной тюрьме.
Строгие линии дома Господня начинали дрожать, как при качке, и останавливались в отвратительной сладострастной кривой.
Очаровательный южный городок превращался в видение ада.
************************************
Дорогой г-н комиссар, я хотел бы закончить свое свидетельство упоминанием последней увиденной мной картины Сутина, незадолго перед его отъездом из Серэ, где местные жители не созхранили никаких вопсоминаний об этом персонаже, прожившем среди них несколько лет, но никогда не общавшимся с ними.
Я возвращался с прогулки в полях. Пахло грозой. Вдруг метрах в тридцати я увидел Сутина. Рядом с ним на мольберте стоял подрамник с большим холстом – не менее, чем метр на полтора. Это был панорамный пейзаж, выдержанный в зеленых и охристых тонах. Внезапно Сутин согнулся вдвое, держась руками за живот, и застонал.
Я испугался и бросился бежать, не оглядываясь. Похже я узнал от Пьера Брэна, что Cутин с детства страдал от язвы желудка. Может быть, эта информация поможет Вам найти его, потому что скорее всего, он постоянно нуждается во врачах.
Надеюсь, дорогой г-н Комиссар, что смог быть Вам полезным. Очень сожалею, что не могу помочь Вам более конкретной информацией, но я больше не встречался с Сутиным и знаю о нем только из статей в газетах.
Я желаю Вам удачи в Вашем расследовании и заверяю Вас в своем совершенном почтении.
Жюстен Франкёр
Перпиньян, 18 декабря 1942 г.
Показания г-жи Кастэн
21 апреля 1943 г. Мадлен Кастэн (после смерти Зворовского она на какое-то время стала маршаном Сутина, но потом они рассорились) второй раз вызвали в Гестапо г. Шартр для допроса по делу разыскиваемого Хаима Сутина, по которому она проходила свидетелем. Письмо, приложенное к делу, в котором говорится, что г-жа Кастэн является влиятельным лицом, с которым следует обращаться вежливо, может объяснить умеренный тон допроса.
Вопрос: Позавчера Ваши показания прервались в начале лета 1939 г. расскажите, что случилось дальше.
Ответ: Сутин со своей подругой, Гердой Грот, уехали отдыхать в Сиври-на-Серен, около Оксера. Там он написал картину «После грозы», которую Вы видели у меня дома. Вы обратили внимание на исользование желтого хрома, которое говорит о его восхищении Эль Греко.
Вопрос: А потом?
Ответ: Повле объявления войны Сутин и Герда зарегистрировались в Префектуре Йонны полиции как политические беженцы. Они жили у друзей. Сутин был вынужден часто показываться врачам из-за своей язвы, которая причиняла ему большие страдания.
Будучи иностранцем, Сутин вызвал подозрения у местных крестьян, однажды кюре, который думал, что Сутин делает топографические планы окрестностей, сообщил о нем в жандармерию. Его задержали, но очень быстро освободили. Однако он жил в постоянной тревоге. Герда заботилась обо всем. Я помню ее фотографию, сделаную в это время, где она стоит в поле гладиолусов. Она рассказала мне, что Сутин хотел написать детей, возвращающихся из школы, и ей пришлось накупить шоколада и раздать его детям, потому чо сеансы позировки продолжались часами. Он написал несколько холстов с этим сюжетом. Они всегда напоминают мне «Песни о мертвых детях» (Kindertotenlieder) Густава Малера.
Вопрос: Продолжайте!
Ответ: несмотря на поддержку г-на Дюбуа, шефа кабинетп г-на Сарро, который обещал, что у них не будет неприятностей, мэр Сиври запретил им покидать их местожительство по причине их иностранного гражданства: Сутин – русский, а Герда – немка. В конце концов, Сутину прислали из Парижа пропуск, но только на него самого. Герде пришлось остаться в Сиври. В апреле Сутин вернулся, и они решили нелегально вернутья в свою парижскую квартиру. В мае 1940 г. Герде приказали явиться на Зимний велодром, где собирали лиц перед отправкой их в Германию. Потом ее переместили в лагерь в Гуре.
Вопрос: Знаете ли Вы, где находится Герда Грот? На нее тоже объявлене розыск.
Ответ: Последний раз я ее видела в Каркасоне в ноябре 1940 г. Я была одна – Сутин не захотел сопровождать меня.
Вопрос: Почему?
Ответ: Я думаю, что это связано с тем, что у него появилась новая подруга.
Вопрос: Объясните, в чем было дело!
Ответ: В июне 1940 г., когда Герда была в Гуре, Сутин вернулся в Сивли за своими вещами. Он продолжал жить на вилле Сёра, но зимой там было слишком холодно, и он переселялся в отель. В октябре 1940 г. Сутин должен был щзарегистрироваться как еврей. Одна приятельница рассказала мне, что выйдя из Префектуры, Сутин сказал ей со смехом: «Посмотрите, они испортили мне моего еврея!», потому что оттиск штампа был плохой.
Вопрос: А потом?
Ответ: Я открыла антикварный магазин, поэтому у меня было все меньше времени для встреч с Сутиным. Однажды я заехала к нему. Он очень болел, практически не мог спать из-за своей язвы. Он показал мне несколько своих последних работ, в числе которых был великолепный «Ветреный день в Оксере».
Из-за болей он с трудом говорил. Он рассказал мне о том, как он ехал в поезде в Сиври. Когда он вошел в купе, уже сидевший там человек внезапно встал и вышел на первой же станции. На той же станции в поезд вошли жандармы, они задержали Сутина, приняв его за участника Сопротивления, которого они искали. Пришлось звонить в Префектуру полиции Парижа, чтобы добиться его осводождения.
Он описал мне картины, написанные им давно, он вспоминал складки на рукаве маленького певчего из церковного хора, он...
Вопрос: Вы начали говорить о его новой подруге...
Ответ: Прошу прощения, я продолжу... Я говорила, что у меня не было возможности видеть Сутина так же часто, как прежде. Я подумала, что хорошо было бы найти кого-нибудь, кто бы заботился о тяжело больном Сутине, так как Герда не могла выехать с юга. Тогда я устроила Сутину встречу в кафе Флоры с одной молодой дамой, которая очень хотела с ним познакомиться.
Вопрос: Вы что же, подсунули ему телку?
Ответ: О, эта молодая дама совершенно приличная особа! Она чудесно заботилась о нем.
Вопрос: Вернемся к Сутину!
Ответ: Он начал постоянно переехжать с места на место. Его друзья советовали ему выехать в свободнуюб зону, но он отказался. Какое-то время он жил у друзей, а потом, в июне 1941 г., уехал из Парижа. С тех пор я его не видела.
Вопрос: Он к Вам не заезжал?
Ответ: Мой дом был экспроприирован Вермахтом, такчто у меня нет возможности принимать гостей.
КОНЕЦ ДОСЬЕ АНТУАНА БЮРЛЯ














Дата: 21.12.09
Автор статьи: LCR

Головоломки - главная
Пейзаж - голосование
Портрет - голосование
Картинная галерея
Новости
Художники - справка
Регистрация
Интеллектуальные игры
Турнирная таблица
Кладовая головоломок
Форум
Гостевая книга
Copyright © весна 2007 Идея, программы, вёрстка - Ольга СебедашДизайн - Устина И.
Продажа картин Arts.In.UA Rambler's Top100